Журналистика и медиарынок

Вопреки прогнозам фантазёров начала XXI века наша пресса живее интересуется прошлым, нежели будущим. И если прежде исторический диапазон провинциальных редакций ограничивался революцией и Великой Отечественной войной, то теперь в зону внимания попадают и Первая мировая, и эпоха развитого социализма, и репрессии тридцатых.

Отдельные просветители начинают хронологию уже с первой страницы: День сурка, День взятия Бастилии, День гранёного стакана, перемежая праздничную ленту афоризмами заморских знаменитостей, редко имеющих отношение к нашим пенатам.

— Нужно придать тексту больше интересности, — написали мне люди, далёкие от нашего ремесла, но пожелавшие издать книгу. Я призадумался, и, формулируя, из чего складывается интерес, обратился к лучшим работам только что проведённого конкурса*.

Стало много личных историй. Авторы начинают с себя, с поиска сведений о родственниках: погибших; пропавших без вести; вернувшихся, но скупо рассказывавших о войне. Сожалеют об упущенном времени, считают покаянием публикации, признаются в мистических переживаниях, связанных с героями материалов.

Для создания трогающих за живое образов используют дневники, письма, фотографии, даже вещи, сохранённые фронтовиками. Размышляют о соседстве на войне и в тылу подвига и безалаберности, самоотверженности и корысти.

О наградах своего деда, разведчика и военного корреспондента, я узнал за несколько минут из оцифрованных и выложенных в Интернет документов. Архивные ресурсы в онлайне совершили переворот в журналистской поисковой работе, открыв настойчивым авторам множество тайн, сокрытых временем.

Мой ответ издателям вышел, может и банальным, но не теряющим актуальности и в эпоху массового писательства, самые интересные тексты — те, что не только захватывают читателя и будят его воображение, но и побуждают к встречному откровению.

"Журналистика и медиарынок", № 6-7, 2020