Журналистика и медиарынок

  • Увеличить размер
  • Размер по умолчанию
  • Уменьшить размер
Оценка пользователей: / 1
ПлохоОтлично 

Все ладненько

Пока разглядывал пса, застывшего в мрачном ожидании «этих», хозяйка подсуетилась, накрыла на стол, и победно, как вызов, поставила поллитровку местной водки, в народе именуемой «дэровка»


В годы развитого социализма партийная «вертикаль» жестко сшивала общество. Казалось бы, чего суетиться? Соперников нет. Все схвачено. Но, как ни странно, к выборам, результат которых был заранее прописан, готовились на полном серьезе. Партийные люди, «честь и совесть» той эпохи, в нашем случае — в региональном разрезе, бились за ничтожные доли процента. И, понятное дело, вышестоящую оценку своей неутомимой деятельности

Только в страшном сне им могло привидеться, что избиратели вдруг не проголосуют правильно. «Нерушимый блок коммунистов и беспартийных», в лице функционеров, рисовал на избирательных участках абсолютную народную любовь.
Случилось так, что на целый год я застрял в системе партийного агитпропа. Место под солнцем на личном уровне не обсуждалось. Партия говорила «надо». И на тебя возлагалась миссия…
В канун очередного народного волеизъявления вызывает начальство:
— По нашей линии закрепляетесь за пригородным поселком. Местные знают свое дело. Но лишний глаз не помешает. Особо не вмешивайтесь, но попросят, помогайте. В поселке есть несколько демагогов-отказчиков. Возможно, агитаторам потребуется помощь. Партийная задача: обеспечить полную явку. Все остальное, кому положено, знает.
Чуть свет, первым автобусом, добираюсь до места. Разносимый ветром мартовский снег скрадывает серо-черный окрас деревянных строений и неряшливую бедность многих из них. Коротко вхожу в курс дела, эмоционально довожу до коллег мысли, посеянные во мне начальством. Заканчиваю, как велено: чуть что, обращайтесь…
И натыкаюсь на ироничный взгляд хорошо знакомой мне дамы, куратора от города, слывущей в узких партийных кругах высоким знатоком своего дела. Там, где она, всегда полная явка и всеобщее одобрение.
— Да не напрягайтесь, народ в поселке сознательный, придут, проголосуют. Процент будет. Всегда есть такие, что поначалу выпендриваются. То им, это. Специально ждут выборов, чтобы сесть на голову. Куда денутся. Пошлем агитаторов, поднимем их начальников, пусть отвечают за свою воспитательную работу. Все будет ладненько.
Пришло время докладывать. Звоню в штаб, созданный партийным органом, направившим меня, и докладываю: все идет… ладненько.
И действительно, на участке уже не протолкнуться. К полудню проголосовало больше половины жителей. Остальные, со слов агитаторов, вот-вот подтянутся.
Председатель избирательной комиссии чихвостит каких-то людей. Есть отказчики. Мелочь, «процент». Но именно его не хватает, чтобы вложиться в контрольную цифру.
И доложить: задание выполнено. Страна семимильными шагами идет в светлое будущее, а эти портят общую картину, выбиваются из строя, артачатся, требуют свое. Наслушались, наверное, вражеских голосов. Талдычат: выборы, должен быть выбор…
Особенно достала зловредная тетка с соседней улицы. Дальше калитки не пускает. Сказала агитатору: «Давай уматывай отседа, а то собак натравлю. Как вы ко мне, так и я к вам». Еще раза три агитатор подходил и кричал ей из-за забора: «Убери псину, поговорим. Ты же показатель портишь».
Ответ один: «А пошел ты со своим показателем…» Человек настырный, он пошел, но не туда, куда она его посылала. Пошел к ее начальнику в коммунальную контору (тот, как и все другие начальники, в этот день дежурил), оказалось, тетка не так давно уволилась.
— Черт с ней, — выслушав горестный рассказ агитатора, как-то очень безразлично высказалась опытная дама. Правда, переспросила: точно не придет?
— Ну да, — убежденно выпалил агитатор — ему осточертело мерзнуть у забора и, перекрикивая собак, взывать к совести упрямой тетки.
И тут во мне всколыхнулось бойцовское чувство. А может, просто надоело просиживать штаны и ощущать себя не очень нужным суетящимся вокруг людям.
Два часа дня. Передаю в штаб очередную сводку. Дежурный вопрос: ну, а вы как? Отвечаю: есть трудные случаи. Одним из них займусь лично. Дом, в котором проживал «трудный случай», — в глубине двора. Приватная территория обнесена забором из рассыпающихся почерневших досок. Будки для собак. Из одной, той, что побольше, выглядывает мало симпатичная, крупная лохматая морда. Что-то очень похожее на кавказскую овчарку. Представляю, что начнется, когда задержусь у ограды.
Худшие опасения быстро подтвердились. Зверь бросался на хилый забор, захлебывался в лае, и, казалось, вот-вот состоится незабываемая для меня личная встреча. Только не с хозяйкой, а с ее собакой.
Приоткрылась дверь из сеней, и показалась довольно привлекательная женщина лет сорока. Всмотрелась в пространство за забором и легко заметила молодого мужика, застывшего в трудных раздумьях: бежать — догонит, не бежать — сразу достанет?
В любом случае порвет.
Женщина, оценив опасность противостояния и громко прикрикнув на монстра, после чего тот неохотно ретировался и заполз в будку, вполне нормально поинтересовалась: вы кого-то ищете? Я настолько искренне обрадовался наступившей тишине, что чуть не выпалил: вас! Слава богу, не выпалил. Что-то удержало; возможно, вспыхнули в памяти стенания агитатора, закрепленного за опасным для здоровья домостроением.
Прежние словесные заготовки явно не годились. Времени на обдумывание новых не было.
И, естественно, в свете последних событий окрепло подозрение, что если скажу ей правду, то снова получу собаку. Как можно дружелюбней сказал первое, что пришло в голову:
— Жду, пока друзья подъедут. По правде сказать, продрог. Да и пить захотелось. Постучался, а тут…
На улице минус тридцать. Первый довод, насчет продрог, куда ни шло. Работает. Но вот пить? Глупее просьбы не придумаешь. Пауза в разговоре не предвещала ничего хорошего. Но закончилась самым для меня неожиданным образом:
— Ладно. Сейчас уберу собаку, заходи. Воды не жалко. Заодно и согреешься.
Про себя порадовался: начало есть. Дальше, как говорится, вези меня, лошадка, вези…
Обычная деревенская изба. Две комнаты, одна из них — зала. Кухня. Громоздкая печь, в которой весело потрескивают дрова. Не торопясь, думая о чем-то своем, налила в кружку кипяток: согревайся…
Как мог тянул время. Оно работало против меня. Как убедить своенравную женщину, что я здесь из самых добрых побуждений. Чтобы помочь ей разобраться в себе.
И сопроводить до избирательного участка.
— Знаете, я не совсем за водой…
— Догадалась. В твоем кожухе на Северном полюсе не остынешь.
И пьешь через силу. Давай выкладывай.
— Из штаба, по выборам. Иначе как хитростью к вам не попадешь.
— А, поняла, заместо того идиота, агитатора. Он меня на работе достал. Как завижу, кровь вскипает... Но и ты, парень, не трать зазря силы: сказала, не пойду, не пойду. Только раз уж попал в дом, ладно, скидывай кожух, обедать будем. Вдвоем веселей. А «эти» порога не переступят… Ну-ка, выглянь во двор.
У ступенек, что вели в сени, мрачно высилась живая гора шерсти. Оказывается, войти в дом это еще не все, нужно еще и выйти.
Пока разглядывал пса, застывшего в мрачном ожидании «этих», хозяйка подсуетилась, накрыла на стол и победно, как вызов, поставила поллитровку местной водки, в народе именуемой «дэровка». По фамилии пищевого министра.
— Рюмку выпьешь или как?
— Ну, к обеду… Кто откажется.
Выпили. Заели домашним хлебом с кусочками сала, борщом из банки.
И тут ее понесло; все невысказанные обиды, что копились годами, на бабью судьбу (три года как потеряла мужа), бессовестное начальство, ворующее на глазах людей, на их произвол и самодурство. «Засели в кабинетах, не попасть, гребут под себя, а народу одни слова».
— Да будет вам, — говорю ей — раскройте шире глаза. Мы сегодня живем лучше, чем когда-либо.
А люди? Что с нами делать. Мы разные. Вам просто не повезло.
И добиваю ее аргументом из «Карнавальной ночи», почти пою («дэровка» помогает): «Много есть людей хороших, помните о них…» Почему вы путаете гражданский долг и дурных хозяйственников?
Со всей накопившейся бабьей яростью она бросилась в атаку:
— Вы, может, и стали жить лучше. Я же ничего такого не замечаю. (Переходит на ты). Ты не первый, кто мне поет о счастливой жизни. А эти-то, перед выборами, просто рот не закрывают. Сегодня я им всем нужна. Для одноразового использования. Тьфу…
Чувствую, что иду не в ту степь. Повторяю обычный пропагандистский треп.
В конкретном случае — верный путь к неудаче. Однако время поджимает. Засиделись за столом. Ей ничего, а я при исполнении. Человек она, понятно, сильно обозленный, но, кажется, выговорилась и оттаивает. Попробую ускорить процесс.
— Сказать честно, я засиделся. (Неосознанно тоже перешел на ты). Надо на службу, но без тебя никак не могу. Попробуй объясни им, где я и что все это время делал. (Умоляющим голосом). Просто, по-товарищески, прошу, собирайся, пойдем, проголосуем.
Сжав губы, долго молча смотрела на меня. Не знаю уж, какие бури разрывали ее изнутри. Но вдруг резко встала из-за стола и, едва обернувшись, снисходительно сказала:
— Ладно, ты хоть и поешь не своим голосом, но вроде мужик пристойный. Найду паспорт и пойдем.
…Она шла, а я парил рядом, празднуя невидимую миру победу. Агитпроп в моем лице получил сильного переговорщика. Я все-таки смог убедить ее, что гражданский долг превыше всего. Она толковая, хорошая. Просто местные индюки разучились видеть в ней человека. Ну, ничего, первый шаг к душевному оздоровлению она сделает сегодня, прямо сейчас.
В комнате для голосования пусто. За столом регистрации скучает девушка. У противоположной стены с кем-то беседует опытная дама. До закрытия участка еще пару часов. Мы вместе подходим к столу.
Моя подопечная достает паспорт и готовится выполнить необходимые формальности. Член комиссии долго водит пальцем по списку. Прошивает его глазами. Раз. Второй. И наконец говорит: вы уже проголосовали. Вот ваша роспись. Спасибо, еще раз не надо, возьмите свой паспорт.
Я превратился в соляной столб. Когда отошел, с яростью посмотрел на постановщика избирательного действа, опытную даму. Она опустила глаза. Потом, спустя несколько часов, как о пустяке, мелком проколе, рассказывала, смеясь: агитатор подвел, уверил, что не придет. Поторопились.
Женщина, у которой украли «голос», могла устроить скандал. Правда, слушать ее в это время было некому. Смолчала. Повернулась ко мне и посетовала: зря поднял из-за стола. Хорошо сидели. Пойдем выпьем.
И заодно помянем твой гражданский долг. Там еще есть что…
Вареный рак мог позавидовать цвету моего лица.
— Извини, не могу. Много работы.
— Ладно. Будь здоров, проповедник. Приходи на новые выборы, я опять откажусь…
По итогам кампании участок занял достойное место. Опытную даму и еще кого-то наградили. Им чуть не хватило, чтобы на своем уровне стать лучшими. Явка почти 99%, полный «одобрямс»… Мог ли я подумать, что доживу до времени, когда даже 52, чуть больше половины тех фантастических цифр,
будет считаться большой удачей.


Фото: Виктор Богорад. Политборьба CARTOONBANK.RU


Леонид Левин

"Журналистика и медиарынок", № 03, 2012


 

ЖУРНАЛИСТИКА И МЕДИАРЫНОК: НАШИ АВТОРЫ

Сергей Мельник, газета «Ставрополь-на-Волге», Самарская область
Здесь, в издании для сельчан и не желающих «отрываться от земли» горожан, я сделал приятное открытие: нигде, ни в каком мегаполисе, не ждут и не читают местную газету так, как на селе. И это греет душу и прибавляет веры, что твой «скорбный труд и дум высокое стремленье» кому-то интересны и нужны.